Дело Локвудов - Джон О`Хара

— И не надо, если не хочешь. Только отвези меня, пожалуйста, к ней. Это моя штаб-квартира на сегодняшний день. Ты вечером ведь куда-то идешь, не так ли?

— Конечно.

— Ну так поедем сейчас к Элис. Мне надо с тобой кое о чем поговорить, и я не хочу этого откладывать.

Они взяли извозчика и поехали на площадь Риттенхауз, где стоял дом Элис Стерлинг. Гостиная в этом доме, казавшемся таким темным снаружи, изнутри была прекрасно освещена благодаря высоким, во всю стену, окнам, сверкавшим чистотой, и производила впечатление веселой комнаты из-за множества статуэток, фарфора, картин в рамках, которые как бы собирали свет и потом отбрасывали его всеми своими полированными поверхностями.

— Веселая комната, — сказал Авраам Локвуд.

— Ей именно такая и нужна. Она несчастная женщина.

— А где она сама?

— У себя в спальне. Она не встает до полудня. А остальное время пьет виски — понемногу.

— Отчего же она несчастна?

— Об этом долго рассказывать. Поднимусь наверх, поздороваюсь и сразу вернусь обратно. Хочешь остаться пообедать? Мы будем здесь одни. Она не придет.

— Нет, у меня много дел.

Через пять минут она вернулась.

— Сестра спрашивает, знал ты когда-нибудь человека по имени Роберт Миллхаузер, он в твоих краях живет.

— Он имеет отношение к фирме Лайонс, округ Нескела. Лично не знаком.

— Ну, все равно. Она не пыталась скрыть неприязнь к этому мистеру Миллхаузеру. Садись, милый, и не целуй меня. В этом доме предаются греху, но не такому, как наш с тобой. Здесь женщины целуют женщин, а мужчины — мужчин.

— Ах, да, помню, мне давно об этом доме рассказывали. А комната такая веселая. Знаешь, где я слышал про этот дом? В Вашингтоне, когда я был молодым офицером. Кажется, тогда я впервые и узнал имя миссис Стерлинг. Она тебе родственница по крови или по мужу?

— Двоюродная сестра и замужем за моим двоюродным братом.

— Скоро, наверно, в этом городе братья будут жениться на родных сестрах.

Она засмеялась.

— Не знаю, будут ли они официально жениться, но это объясняет, почему некоторые из них не женятся ни на ком другом. Садись, милый. Давай поговорим. Мы избегали этого разговора, но я не могу его больше откладывать. Собираешься ли ты положить на мое имя какие-нибудь деньги? И намерен ли ты положить всю сумму сразу или будешь давать мне поквартально? Мне надо знать.

— Я не думал, что у тебя затруднения с деньгами. Сколько тебе нужно?

— Ты не ответил на мой вопрос, хотя я уверена, что ждал его.

— Я бы предпочел платить поквартально.

— На какую сумму могу я рассчитывать?

— Ну… тысячи на полторы в квартал. По пятьсот в месяц.

— Пятьсот долларов в месяц? И это все?

— Это немалые деньги. Ты не находишь?

— Нет. Я бы согласилась, если бы это шло сверх суммы, необходимой на содержание дома и прислуги. Пятьсот долларов в месяц! Мне детей надо учить, да и другие расходы. Тысяча долларов в месяц меня бы, пожалуй, устроила.

— Я полагал, что ты нашла покупателя на свой дом.

— Нашла, но эти деньги — не от тебя.

— Странно. А мне кажется — от меня. Но я не стану в это вдаваться.

— Отчего же, вдавайся, — возразила она. — Будем беспощадно откровенны.

— Хорошо. Я мог бы вообще отобрать у тебя этот дом. Он был куплен на деньги, украденные у меня.

— Ты же знаешь, что это неправда. Этот дом принадлежит мне уже много лет. Чем ты докажешь, что его купили на твои деньги?

— Думаю, доказал бы, но, поскольку у меня нет таких намерений, нечего и поднимать этот вопрос.

— Но он уже поднят. — Она помолчала. — Понимаю. Ты считаешь дом как бы компенсацией за потери. Но я так не считаю. Гарри перевел его на меня, я же, в свою очередь, дала ему деньги на покупку ценных бумаг. Так что у тебя на него прав, конечно, меньше, чем у меня.

— На этот счет есть законы, в которых мы с тобой не разбираемся. Я так считаю: будь Гарри сейчас жив, ему пришлось бы возместить мне убытки; и если бы я смог доказать, что он передал тебе права владения после того, как нарушил договор со мной, то суд признал бы такую сделку недействительной. Но здесь возникает вопрос этики, который затрагивает и тебя.

— Этики? Сам-то ты считаешь этичным такое отношение к своей любовнице? Что бы там ни было прежде, мои милый, но сейчас я — твоя любовница.

— Это верно. Но ты можешь в любое время перестать быть любовницей, если захочешь.

— Могу. И отныне перестану. Я предупреждала тебя, дорогой, спрашивала, сможешь ли ты содержать меня. Я тогда сказала тебе буквально следующее: «Локи, вы действительно так богаты?» А ты ответил, что не собираешься соблазнять меня деньгами. Кажется, ты употребил тогда такое выражение: «завоюю вниманием» и добавил, что нельзя купить то, чего ты от меня хочешь. Что ты имел в виду? Я так в точности и не поняла.

— Я и сам не знаю.

— Я восприняла это как большой комплимент.

— Так оно и было.

— Тогда что же изменилось? Ты не мог завлечь меня деньгами, и что же, решил, что я задаром стану твоей любовницей? Как ты представлял себе это? Что у тебя будет женщина, которую можно где-то прятать и которая всегда готова будет принять тебя и лечь с тобой в постель? Такие женщины есть. У Гарри была. А сколько денег она ему стоила? Гораздо больше пятисот долларов в месяц. Если бы я располагала твоими деньгами и ты бы мне приглянулся, я платила бы тебе больше, чем пятьсот. Как хорошо, что мы с тобой поговорили на эту тему.

— Ты права. Я думал, мы любим друг друга.

— Конечно, любим, милый Локи. И я считала, что никогда не отдамся другому мужчине. Но очень уж ты прижимист. Если я леди, то это вовсе не значит, что я должна ютиться где-то в бедном квартале, обходиться без прислуги и посылать детей в бесплатную школу. Но ты, видимо, ничего этого не понимаешь. Выходя замуж за Гарри, я не считала, что с любимым и в шалаше рай, а теперь тем более так не считаю. Не тот возраст и не те представления о жизни. Уж лучше буду услаждать какого-нибудь старичка — кое-кто у меня есть на примете. Можешь ты дать мне миллион долларов?

— Нет.

— А я думала — можешь. Всегда думала. И так была счастлива в тот день, в тот первый раз. С мужчиной, побудившим меня отдаться ему и способным создать мне спокойную, обеспеченную жизнь. Ты ввел меня в заблуждение, Локи, но я прощаю тебя. К счастью, я в таком возрасте, что уже не сочту свою жизнь загубленной из-за мужчины. Тем более что от этой связи я и сама получала удовольствие. Меня всегда интересовали мужчины, а их влекло ко мне. Да, я очень рада, что поговорила с тобой.

— Будь осторожна.

— В чем?

— Ну, в своем интересе к мужчинам. Еще нарвешься на неприятность.

— Господи, да я же в трауре.

— При чем тут траур?

— А при том, что вдова может встречаться с мужчинами сколько хочет, пока не отдаст предпочтение кому-то одному. Вот тогда уже начинаются сплетни… Между прочим, мой друг вернулся из кругосветного путешествия. Я получила от него записку.

— Тот самый врач?

— Я не говорила, что он врач. Ты можешь лишь догадываться. Скажи честно, Локи, разве ты не чувствуешь некоторого облегчения оттого, что мы с тобой можем вот так разговаривать? Мы были так близки — ближе два человека не могут быть, — и вот теперь все позади. Разве это не облегчение? Запомни, ты никогда мне не нравился. Я доверяла тебе, любила тебя, но сейчас я впервые поняла, что ты мне нравишься. Здесь, в Филадельфии, есть двое милых старичков, которых связывает удивительная дружба. Мне рассказывали, что много лет назад у них был страстный роман, который они, во избежание скандала, прекратили и с тех пор остались ближайшими друзьями. Вот и мы с тобой когда-нибудь станем такими же друзьями.

— Я никогда не смогу смотреть на тебя как на Друга.

— Ну что ж. Не думаю, чтобы наши пути когда-нибудь пересеклись, после того как я устрою свои дела.

— Какие дела?

— Те самые, которые я рассчитывала устроить с твоей помощью. Ну, я слышу, моя кузина встала. Долг вежливости требует, чтобы я поднялась наверх и поболтала с ней. Прощай, милый Локи. Жаль, что ты не остаешься обедать.

Его так ловко выпроводили, что, оказавшись на тротуаре, он не сразу вспомнил, в какую сторону надо идти; когда же он пришел наконец в себя и повернул на восток, то не мог избавиться от странного ощущения, будто потерял в сделке, хотя разум подсказывал ему, что все было как раз наоборот. Он пообедал в рыбном ресторане, после чего поехал к Моррису Хомстеду, с которым они должны были открыть общий счет.

— А я видел вас на вокзале, — сказал Мор рис Хомстед. — Вместе с Мартой и вашими сыновьями. Только мне пришлось проститься с моим мальчиком немного раньше: надо было спешить в контору. Поэтому я и не подошел к вам. Как Марта? Мы давно ее не видели.

— Кажется, ничего. В хорошем настроении.

— Марта всегда такая. А теперь особенно, поскольку в город возвратился один известный врач. Насчет старины Гарри никто уже не заблуждается, однако и Марта не ангел. Как она вела себя этим летом? Она ведь, кажется, жила по соседству с вами?